вот только я забралась под одеяло, обняла в Ласькино отсутствие подушку, как приперся Брамс. Прошкрябался внутрь, задницей на предплечье, лапами и мордой на обнимаемую машинку. И от счастья, что я, наконец, вся-вся-вся его, мурчит, и валяется, и лапы топырит, и теплый-теплый. И всем собой-котом на всю спальню, оглушительно являет собой: "держись, дурная хозяйка, не унывай (тык мягкой лапой в глаз), как можно унывать барышне (шмяк по уху) с таким шикарным (старательные попытки залезть в ноздрю, безуспешные, зато с энтузиазмом) теплым (от восторга сваливается попой вниз) котом (быстро восстанавливает статус-кво)?".
а потом тяжко вздыхает, умаявшись вправлять мне мозги, включает мурчалку и засыпает щека к щеке со мной. мой любимый момент выключения кота.
Брамс передумал не только в отношении того, что он сфинкс. но и сменил масть: рыжеет, скотина любимая. непривычно.